«А ты, Петра, в молодости с двумя своими братьями блудила».

Брюн помнила, каким бледным стало лицо Петры, и испугалась, что та ударит знающую. Однако служка лишь сокрушенно покачала головой.

«Снова находит, бедная, — сказала она с какой-то привычной тоской. — Терпи. Смилуется Господь».

— Да, — прошептала она. — Я понимаю. Вам не повезло со мной, Эрик.

Эрик сел рядом с ней на кровать и, помедлив, обнял Брюн за плечи — она вздрогнула от неожиданности и подумала, что так, осторожно и бережно, ее мог бы обнять брат. Добрый и искренне жалеющий брат.

— В артефакторике есть варианты терапии знающих, — уверенно произнес он. — Когда эксперимент закончится, я помогу вам. Подберем нужные артефакты, выстроим удерживающую сеть, и все будет хорошо.

Брюн вздохнула — артефактор, который увез ее из родительского дома, казался очень ненадежной опорой.

Но такая опора, по крайней мере, у нее была. Все-таки лучше, чем ничего.

2.4

Утром казалось, что ничего особенного не произошло.

Брюн решила, что станет думать так: мне все это приснилось. Я не буду погружаться в бесплодные раздумья о своем горьком будущем — еще неизвестно, будет ли оно таким горьким, как кажется, да и будет ли оно вообще.

И ей стало легче.

После завтрака в ресторанчике на первом этаже гостиницы они с Эриком отправились в большой оптовый склад, работающий для нужд артефакторов. Брюн никогда не была в подобных местах и, обнаружив, что склад представляет собой нечто среднее между магазином и лавкой чудес и диковин, чувствовала себя ребенком, попавшим в сказку. Да это и было сказкой: Брюн зачарованно шла мимо витрин, и взгляд выхватывал то книгу, страницы которой перелистывались сами по себе, то небольшое фарфоровое блюдце, по которому без остановки каталось крошечное золотое яблоко, то складное зеркало, в котором в зависимости от угла зрения отражался то летний луг, залитый солнцем, то мрачный зимний вечер. Были здесь и склянки темного стекла, наполненные разноцветными жидкостями, и ровные пирамиды золотых и серебряных порошков, и кости неизвестных животных, и необработанные полудрагоценные камни. «Как жаль, что я не артефактор, — со вздохом подумала Брюн, рассматривая удивительные морские раковины, состоявшие, казалось, сплошь из шипов и завитков. — Все это могло бы стать моим, и я бы знала принципы, на которых это работает. А так я смотрю, но не вижу».

Она отложила раковину: по проходу между витринами торопливо шел хозяин склада, низкорослый, практически карлик. Эрик, который шагал за ним следом, выглядел великаном. Под мышкой он нес большой бумажный сверток — должно быть, те артефакты, которые заказал вчера. Брюн отступила, давая хозяину пройти.

— Вот, извольте, — хозяин вытянул с книжной полки толстый том с облетевшей позолотой и протянул Эрику. — Основы структурирования сетей при работе с юродивыми. Между прочим, последний труд самого Ньютона.

Затем он полез в один из ящиков и осторожно вручил Эрику кусок необработанного аметиста на серебряной цепочке, несколько бутылочек с порошками всех оттенков синего и ларчик с серебряными пластинками артефактов. Пластинки были покрыты пугающим темным налетом — Брюн и сама не знала, что вызвало в ней дрожь.

— А это то, что использовал Ньютон, — хозяин склада покосился на Брюн и сказал: — Хватит одной восьмой унции на дозу.

Эрик кивнул.

— Благодарю вас, Пауль. Мы сейчас придем на кассу.

Пауль понял намек, кивнул и удалился — впереди, возле металлических громад кассовых аппаратов, уже стояли новые покупатели. Эрик осторожно опустил свои приобретения на крышку одной из витрин и надел на Брюн цепочку с аметистом. Прикосновение прохладного камня к коже оказалось неожиданно приятным. Брюн дотронулась до него, и внутри аметиста вспыхнул сиреневый огонь.

— Спасибо, — промолвила Брюн. — Он очень красивый.

Эрик усмехнулся.

— Все артефакты красивы, даже когда уродливы, — сказал он. — А этот поможет на какое-то время затормозить развитие способностей знающей.

— Спасибо, — повторила Брюн. — Однажды я видела знающую… жаль, что у нее не было такого камня.

— Конкретно этот стоит полторы тысячи золотых карун, — равнодушно произнес Эрик. Брюн едва не ахнула: цена была поистине колоссальной. На эти деньги можно было бы, например, купить небольшую квартиру в Стокхелине.

— Я очень дорого вам обхожусь, — понимающе заметила она. Эрик пожал плечами.

— Я же должен как-то исправить то, что произошло, — ответил он.

— Спасибо, — повторила Брюн. Эрик ободряюще улыбнулся и кивнул в сторону касс.

— Тогда пойдемте расплачиваться. Я хотел проверить еще пару вещей до нашего отъезда.

2.5

«Парой вещей» стал очередной эксперимент — когда они вернулись в гостиницу, то Эрик сгрузил покупки на кровать и, приказав Брюн встать в центре комнаты, распотрошил один из свертков и вынул тонкую серебряную пластинку, украшенную рунами. Это был самый обычный артефакт — конечно, семья Брюн была не настолько богата, чтоб использовать артефакты в повседневном быту, но она все же имела возможность встречаться с ними.

Но на этот раз серебряная пластинка внушала Брюн какой-то суеверный ужас, и при мысли о том, что Эрик сейчас подойдет и прикоснется к ней артефактом, Брюн начинало трясти, словно в лихорадке. Эрик заметил ее дрожь и с неожиданной радостью произнес:

— Отлично, так и должно быть! Вам сейчас страшно, верно?

Страшно? Это слишком мягко сказано. Брюн сорвалась бы с места и убежала — вот только ноги не слушались. Эрик подошел сзади, осторожно опустил руку на плечо Брюн и произнес:

— Начинаем. Все хорошо, я с вами.

Несколько минут ничего не происходило — даже ужас, сжимавший Брюн в объятиях, стал каким-то привычным. Потом рука Эрика дрогнула, и Брюн пронзило такой болью, что на мгновение она потеряла сознание, и если бы Эрик не подхватил ее, то она свалилась бы на ковер.

— Хорошо, очень хорошо! — воскликнул артефактор, который, казалось, с трудом скрывал свою радость. — Держитесь!

— Что вы делаете… — пробормотала Брюн. Комната плыла, утекая куда-то в сторону и возвращаясь, ноги подламывались, и Брюн чувствовала себя марионеткой в руках умелого кукловода.

— Пытаюсь проложить связи в обход вашего артефакта, — объяснил Эрик. — Сейчас будет больно. Самую малость.

И Брюн рухнула во тьму.

Когда она открыла глаза, то обнаружила, что комната больше не крутится, и мир вновь обрел стабильность. Брюн лежала на кровати, Эрик сидел рядом и, задумчиво нахмурившись, водил пальцем по ее руке от запястья до локтя — на коже вспыхивали синеватые значки и исчезали. Рука казалась слишком тяжелой и чужой.

— Получилось? — негромко спросила Брюн. Лицо Эрика дрогнуло, словно он пытался улыбнуться, но так и не смог этого сделать.

— Нет, — помедлив, ответил он, и это «нет» было похоже на пощечину. Значит, ничего не вышло, и Брюн все-таки не нужна.

— Я понимаю, — проговорила она. — Это конец.

Эрик устало усмехнулся, вычертил последний значок и погладил Брюн по руке, словно хотел подбодрить.

— Вашу косичку не обойти, — с грустью сказал он. — Я надеялся, что она не так глубоко внедрена в нервную систему. Что ж, Брюн… Если хотите, я отвезу вас к родителям.

Сперва Брюн подумала, что ослышалась. Вернуться домой, к родителям и сестрам, никогда больше не вспоминать о днях, проведенных с Эверхартами — нахлынувшая радость была такой яркой и глубокой, наполненной такой детской, невинной чистотой, что Брюн едва не закричала и не захлопала в ладоши.

Потом пришло понимание. Брюн с такой же пронизывающей ясностью осознала, что прежняя жизнь закончена, и ее не вернуть, как ты ни старайся. После того, как отец проиграл ее в карты, и Брюн жила под одной крышей с двумя молодыми мужчинами, она стала порченым товаром. Никогда не выйти замуж, каждый день выслушивать обвинения и самые дикие и грязные предположения, стать всегда и во всем виноватой — вот ее судьба, если Брюн решит вернуться. Говорят, что правда легка и приятна, но сейчас Брюн испытывала только боль.