Поэтому, постаравшись забыть о любых колебаниях, Гарет сказал:
— Я сделал свой выбор, леди Элена, и последую ему до конца.
— Мне очень больно видеть, — проронила она в ответ, — что мой единственный сын оказался глупой, безвольной марионеткой, готовой плясать под чужую дудку. Когда я умерла, ты был еще слишком юн, а мой муж, видимо, не сумел вырастить из тебя достойного человека. Что ж, ты решил, а за такое решение придется взять плату.
Прежде, чем Гарет успел бы еще что-то сказать, Элена Крейтон выхватила из ножен клинок. Сабля свистнула, устремленная ему прямо в лицо, факельный свет острыми бликами вспыхнул на хорошо заточенной стали. Гарет едва успел отшатнуться и выхватить из ножен шпагу. Леди Элена снова взмахнула саблей и ударила с разворота — их клинки встретились с глухим скрежетом. Юный лорд Крейтон едва не выронил оружие из рук. Ему пришлось приложить немалые усилия, чтобы выдержать обрушенный на его шпагу нажим.
— Что вы делаете, матушка?! — выкрикнул Гарет.
Она не ответила. Быстрая, ловкая, неожиданным образом куда более сильная, нежели он сам, Элена Крейтон крутнула кистью, высвобождая саблю из блока, и сделала колющий выпад, метя острием в живот. Лишь в самый последний момент Гарет сбил удар шпагой и опять отступил, все еще не понимая, что происходит и не желая, тем более, пытаться атаковать самому.
Краем глаза он заметил, что дверь спальни распахнулась. Анвин выскочила в коридор — заспанная, со спутанными волосами, сжимающая в руках тонкую рапиру, все так же обнаженная, как и тогда, во время схватки в кругу стоячих камней. Заметив ее появление, леди Элена резко взмахнула левой рукой. Кончики ее пальцев вспыхнули ярким пламенем, воздух наполнился жаром, Анвин отлетела на несколько шагов, словно ее сбили с ног незримым ударом, и рухнула оземь.
Не оставляя Гарету возможности задать новых вопросов, его мать, молчаливая и непреклонная, снова пошла в атаку. Она сражалась, следовало ему признать, куда лучше и отца, и капитана Макдоннелла, демонстрируя недюжинные фехтовальные таланты. Видимо, Айдан Бирн в свое время очень хорошо обучил ее, а смерть прибавила сил и даровала новые, недоступные прежде способности. Удары следовали один за одним, и он едва успевал их отражать, прилагая для того все имевшиеся у него внимание, концентрацию и, следовало признать, весьма невеликое мастерство. Он, может, и являлся прежде настоящим рыцарем — да только вовсе не в этой жизни и, наверное, даже не в этом мире.
Гарет больше не пытался вступить в разговор — берег и без того сбившееся дыхание. Слабость и усталость никуда не делись, голова продолжала болеть, мышцы ломило, глаза заливал текущий по лбу едкий пот. Несколько направленных на него выпадов Гарет кое-как отразил, хотя левый рукав, разодранный в клочья, вспыхнул огнем. Затем ноги его подкосились, колено свело судорогой, и, немедленно заметив это, леди Элена ударила снова — сильно, хлестко, опять с разворота. Сабля летела, горя и сверкая отблесками пламени, прямо навстречу.
Выставленная Гаретом шпага преломилась у самого основания, обломок лезвия упал на пол и звякнул о каменные плиты. Следовало вспомнить о магии, но времени, чтобы составить хоть какое-нибудь заклинание, уже не хватало, как не оставалось и сил для его плетения. Сзади, кажется, вскочила на ноги пришедшая в себя Анвин, но она снова не успела добежать до леди Крейтон, поглощенной схваткой с собственным сыном.
Последовала короткая вспышка магии, и Гарет понял, что мать формирует на пути желающей спасти его девушки энергетический барьер. Второпях созданный и не слишком продуманно возведенный, он продержался бы не больше минуты — но примерно столько времени и хватило бы леди Крейтон, чтобы исполнить задуманное.
Время будто замедлилось. Гарет отчетливо видел, как леди Элена изгибает кисть, искусно направляя движение клинка. Он выставил вперед бесполезную теперь рукоять, надеясь хоть ей каким-нибудь образом сбить вражеское оружие, но, конечно же, не преуспел в этом. Сабля, с которой столь умело обращалась леди Элена, опять свистнула, ускоряясь, и полоснула его по груди. Рубашку разрезало насквозь, во все стороны щедро брызнула кровь. В самые первые секунды Гарет вовсе не почувствовал боли — лишь спустя несколько мгновений его легкие будто вспыхнули пламенем, а сердце, раскалываясь, забилось в дерганом режущем ритме.
Леди Элена, увидев, что проделанный ею выпад достиг цели, немедленно нанесла новый. Она опять извернула руку, легко и быстро меняя направление движения сабли, и атаковала крест-накрест. Юноша отшатнулся, но сталь все равно поспела вовремя, вонзившись в его незащищенную никакими доспехами плоть.
Гарет рухнул на холодный пол, остро чувствуя, как капля за каплей вытекает из него жизнь. Он попытался что-то сказать, но из горла вырвался только судорожный хрип. Сделал попытку отползти, но одеревеневшие мышцы отказывали, в голове мутилось, стены сжимались, желая задавить его и раскатать в лепешку.
— Постарайся простить, если сможешь.
Слова, произнесенные тем же самым голосом, что когда-то много лет назад напевал ему колыбельные и рассказывал детские сказки, прозвучали, произнесенные где-то в недосягаемой вышине, а потом давно желавшая порвать ему глотку тьма наконец сомкнулась над ним. Последней мыслью, отразившейся в гаснущем создании Гарета Крейтона, оказался образ рыжеволосого рыцаря, старого друга и верного товарища, наконец им узнанного — и не сумевшего в этот раз все-таки прийти на помощь.
Глава 18
Он играл на флейте, и мертвые собирались на его зов.
Айдан Бирн не мог назвать себя хорошим музыкантом, он и с обычной лютней едва ли бы толком управился, но сейчас Клэг плясала его в пальцах словно живая, обретя собственную волю. Флейта рвалась из рук, ходила ходуном, того и глядишь, казалось ему, укусит. Клэг исторгала из себя мелодию, пронзительную и тревожную, больше похожую на прозвучавший внезапно в ночи крик. Небо внимательно прислушивалось. Тяжелое и вязкое, оно нависло, казалось, всего в нескольких десятках футов над самой головой, клубилось темными облаками, на краткие мгновения освещалось вспышками беззвучных, следующих безо всякого грома ветвистых молний.
Он стоял на вершине плоского холма, возвышавшегося посреди темной равнины, во все стороны открытой обзору. Чувствовал лицом порывистый ветер, коловший минувшим утром выбритые щеки. Ежился под накинутым на плечи черным плащом.
Айдан никогда не видел здесь, в пространстве, раскинувшемся между мирами, ни солнца, ни луны, ни звезд — дневной свет, пробивающийся через завесу тумана, пелены и туч, просто сменялся порой ночным мраком. Никак не получалось вычислить четкой системы — свет и тьма, складывалось такое впечатление, чередовались совершенно случайно. В иных обстоятельствах он бы непременно постарался разобраться в законах, по которым устроено потустороннее царство, но сейчас значение имело совсем другое.
Айдан Бирн стоял и смотрел, как собирается его армия.
Это только в сказках и трактирных байках, которых он, к слову, на своем веку наслышался немало, мертвецы, вернувшиеся из страны смерти, разительно отличаются своим обликом от живых. Они, если верить побасенкам, предстают в обличье бледных полупрозрачных призраков, а то и частично разложившихся вонючих трупов, затянутых в серый саван, за счет непонятной силы умудряющихся шевелить дряблыми конечностями и улыбающихся костистым оскалом. Даже не разберешься, страшно подобное звучит или немного смешно.
В действительности же к подножию холма, на вершине которого застыл Айдан, собирались люди, на вид ничем не отличающиеся от простых смертных, топчущих землю по всем четырем ее углам и не познавших еще хладной могилы. Призванные силой Клэг, они молча выходили из мрака — прямые, спокойные, молчаливые, связанные сковавшей их волей, сжимая в руках топоры и мечи, копья и луки. Ровные шеренги, бесстрастные лица, лязг оружия, звон кольчуг. Они явились, потому что он их позвал. Их всех воплотила, возвратила из смертной тени музыка, криком вонзающаяся прямо сейчас в небо.