— Но зачем?! — воскликнул Длинный Шест. — Зачем вы хотите отдать Барнард беложопым?! Вы же человек!
— Не вы, а ты, не забывай, как ко мне обращаться, — поправил его Джон. — Да, я человек. И я вовсе не хочу отдать Барнард беложопым. У меня есть хитрый план, но тебе пока рано его знать. Ты должен верить, что я реально предаю собственную расу. И что ты тоже предаешь собственную расу. И ты поверишь в это, потому что я буду говорить и действовать очень убедительно. Ты ужаснешься тому, во что влип, и поймешь, что навеки просрал свою бессмертную душу. Ты станешь всерьез размышлять о самоубийстве, как Джудас. Но я прошу тебя не делать этого. В конце концов все наладится, но ты не должен верить в это, ты должен вести себя естественно. Хотя я не исключаю, что эльфы тебе понравятся, и ты с радостью предашь обе наши расы.
— Никогда не бывать такому! — заорал Длинный Шест во весь голос.
Его душил гнев.
— Не кричи, сусликов пугаешь, — сказал Джон. — Помнишь, я тебе говорил, что дело будет грязным? Так я не врал. Это дело куда грязнее, чем то, как ты резал пастухов во имя равенства и братства. Как серьга, не нагрелась еще?
Только теперь Длинный Шест заметил, что его ухо прямо-таки горит.
— Давай заканчивать, — сказал Джон. — Все важное я уже сказал. И, это… извини.
— Извини, извини, — пробормотал Длинный Шест. — Спокойной ночи!
— Не знал, что этот анекдот еще в ходу, — сказал Джон. — Чувство юмора — дело хорошее, здорово помогает в трудную минуту. Когда слишком больно, надо не плакать, а смеяться над своими страданиями, так легче. Ладно, удачи тебе.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Джудас в стране эльфов
Пейзаж изменился. Низкие и пологие каменные осыпи, исподволь подступавшие слева и справа, выросли в высокие и крутые скалы, сблизились и почти сомкнулись, между ними осталась лишь узкая полоса относительно ровной земли, по которой лошадь могла идти, не рискуя сломать ногу. Да и на этой полосе, то и дело, попадались странные неглубокие рытвины идеально круглой формы. Лошадь шла шагом, пустить ее рысью Длинный Шест не отважился.
А потом скалы снова стали мельчать и расступаться, и перед Длинным Шестом открылась холмистая равнина, густо испещренная нелепыми круглыми рытвинами. Наверное, примерно так выглядела кожа у больных мифической оспой.
— Остановись где-нибудь здесь, — приказала серьга.
— Мы уже приехали? — спросил Длинный Шест. — А где эльфы?
— Эльфы дальше, — ответил Джон. — Здесь робот.
— Где робот? — не понял Длинный Шест.
— ПРЕВЕД! — завопил кто-то сзади таким же безжизненным голосом, каким разговаривала серьга.
Лошадь испуганно заржала и попыталась понести, Длинный Шест насилу сдержал ее.
— Извини, — сказал Джон. — Я не ожидал, что лошадь так испугается. Глупо получилось.
Там, где только что стояла лошадь Длинного Шеста, теперь стоял робот — железное паукообразное существо о восьми ногах, на шести ногах оно стояло, а две подняло вверх, нелепо растопырив в стороны. Затем встало на все восемь ног и припустило к Длинному шесту бодрой трусцой.
— Раз, раз, раз, два, три, проверка, — произнес паук.
— Слышишь, что робот говорит? — спросила серьга.
— Слышу, — ответил Длинный Шест.
— Тогда слезай с лошади, — потребовал Джон через громкоговоритель робота-паука.
Длинный Шест слез с лошади, робот бодро подскакал к нему, Длинный Шест непроизвольно отодвинулся. Было в этой неживой твари нечто жуткое.
— Поводья не отпускай, — приказал паук. — А то, боюсь, лошадь испугается.
Внезапно он присел, оттолкнулся от земли всеми восемью ногами, подпрыгнул выше человеческого роста и приземлился прямо в седло. Лошадь всхрапнула, завращала глазами и задергала ушами. Но не понесла.
Паук поерзал, усаживаясь поудобнее, и сказал:
— Поехали.
— Как поехали? — не понял Длинный Шест. — Ты же седло занял, а вдвоем мы не уместимся.
— Я поеду, а ты рядом пойдешь, — объяснил робот. — Потому что я — материальное воплощение бога, а ты мне прислуживаешь. Извини, но придется так.
Длинный Шест пожал плечами и ничего не ответил на эти слова. Потянул лошадь за повод, и они пошли. Или поехали, кто как.
Едва они вышли на равнину, как робот сказал:
— А вот и наши беложопые друзья.
Длинный Шест недовольно поморщился. Надо же было так выразиться! «Беложопые друзья» звучит не меньшей бессмыслицей, чем, скажем, «оркоподобные мудрецы».
— Где? — спросил Длинный Шест.
— Везде, — ответил Джон. — Окружают помаленьку. Ты очки надень, тогда тоже увидишь.
Длинный Шест надел очки и увидел. Как же ловко они прячутся! Он знал, что эльфы — великие мастера маскировки, но не думал, что настолько великие. По идее, старший полубосс стада такие вещи должен знать, но стадо, которым Длинному Шесту довелось управлять, не было типичным для Оркланда. Эльфы приходили в него по расписанию, и никогда не прятались.
— Начинай кричать, — приказал паук. — Я сам не могу, у меня динамик слабый. Божий голос должен заставлять либо затыкать уши и трепетать, либо прислушиваться, третьего не дано. Иначе уважать не будут.
— Что кричать? — спросил Длинный Шест.
Джон объяснил ему, и Длинный Шест начал кричать. Общий смысл был примерно такой. Явился бог Каэссар в материальном воплощении, склонитесь перед ним и трепещите. Пусть главный эльф подойдет поближе и узрит воочию. А если кто будет бычить, то будет застрелен вот из этого бластера. А если не получится, то бог Каэссар лично покарает наглеца, но до этого лучше не доводить.
Через несколько минут, когда Длинный Шест устал орать и уже начал хрипеть, один эльф перестал прятаться, встал во весь рост и пошел навстречу.
— Ха. Ха. Ха, — сказал Джон через серьгу. — Это мой старый знакомый. Не ожидал, что так сразу его встречу. Не иначе, боги на нашей стороне. Ха. Ха.
— Откуда вы его знаете? — удивился Длинный Шест.
— Не вы, а ты, — поправил его Джон. — Что ты все время сбиваешься?
— Извините, — сказал Длинный Шест. — Ну, то есть, извини. Так откуда?
— Он тебе сам расскажет, — сказал Джон. — Вот что. Я, пожалуй, буду с тобой через серьгу говорить, а через робота — с эльфами. Чтобы не запутаться.
Эльф приблизился. Длинный Шест снял очки, чтобы нормально разглядеть эльфа, и…
— Что у него на лбу? — изумился Длинный Шест.
— Татуировка, — ответил Джон. — Волшебная, как у меня. Сам делал.
На лбу эльфа был вытатуирован такой же красный индюк-феникс, как на туловище Джона. И он тоже был живым. Сейчас он прыгал, скакал и веселился, как если бы встретил старого друга. Впрочем, почему «если бы»?
— Здравствуй, Джакомо, — поприветствовал эльфа робот, когда тот приблизился. — Передал ли ты мои слова сильным своей расы, как я тебе приказывал?
— Э-э-э… — отозвался эльф.
Длинный Шест подумал: «Он, наверное, не понимает человеческого языка».
Эльф помолчал, нервно сглотнул и ответил:
— Например, да.
Он явно сильно нервничал.
— И что? — спросил робот.
Эльф Джакомо сглотнул еще раз и ответил:
— Они не прислушались.
— Уроды, — сказал робот. — Так и знал, что никому нельзя ничего поручить, все приходится самому делать. Слушай же волю бога Каэссара и не говори, что не слышал! Ты проведешь меня, моего слугу и мою лошадь к сильным твоей расы и я сам буду беседовать с ними!
— Лошадь не войдет в благословенный лес, — сказал Джакомо.
— Эта — войдет, — сказал робот.
Джакомо надолго задумался. Минуты две робот терпел, за тем спросил:
— Ну чего? Уснул, что ли?
Джакомо встрепенулся, как будто действительно уснул, и сказал:
— Пусть твой слуга сдаст оружие.
— Да ты одурел, — сказал робот. — Сдается мне, кое-кого придется учить почтительности. Длинный Шест, закрой глаза.
Длинный Шест закрыл глаза и тут же сверкнуло. Он открыл глаза и увидел, как в двухстах шагах слева над травой вздымается дымовой гриб.