— Совсем одурели, — сказал Рейнблад. — Это я не про вас, сэры, это про кое-кого другого. Какие у вас доказательства?
— Загляните в компьютер хранителей, мейнфрейм так называемый, там много интересного найти можно, — посоветовал Герман. — И про нефть, и еще много про что…
— Загляну обязательно, — кивнул Рейнблад. — Так, стало быть… Кто, по вашему мнению, операцию организовывал?
— Вы, — заявил Герман.
Внешне он оставался спокойным и печальным, но внутри ликовал. Рейнблад не при делах! Наезд, с которым они столкнулись — личная инициатива Вольдемара Марволо, и скоро он за нее поплатится. Какой жучила, однако! Решил из бишопов в олигархи перепрыгнуть, а то и совместить оба кресла под одной толстой задницей. И ведь все получилось бы, если бы Герману досталось меньше удачи, а этому жирному борову — больше. Ох, устроит ему сейчас его божественность… Рейнблад воспринял обвинение спокойно, ничуть не изменившись в лице.
— Не угадал, — сказал он. — Марволо при делах?
— Я полагаю, он осуществлял непосредственное руководство, — сказал Герман. — А стратегическое планирование, думаю, ваше. Слишком хорошо подготовлена операция, Марволо сам не сумел бы так.
— Я не буду клясться тремя богами, — сказал Рейнблад. — Вы, ребята, циники известные, клятвам не верите, и правильно делаете. Короче, так.
Рейнблад высоко поднял руку и щелкнул пальцами. У столика немедленно появился, как бы из ниоткуда, невысокий и щуплый мужчина с неприметным и невыразительным лицом. Герману он почему-то сразу не понравился. А то, что у дверей замаячили незнакомые орки с дубинками — не понравилось еще больше. Будем надеяться, их с Заком объединенную охрану гвардейцы кардинала нейтрализовали без крови…
— Значит, так, — обратился Рейнблад к материализовавшемуся мужичку. — Этим двум орлам выдать карандаши и бумагу, и пусть пишут доносы на мое имя. И чтобы каждый по отдельности писал, чтобы не советовались и вообще не переговаривались. Донос писать по обычной форме: его божественности и все прочие регалии, почтительно доношу до вашего сведения, что тогда-то и тогда-то случилось то-то и то-то, это подтверждается тем-то и тем-то, исходя из полученных сведений, я предпринял такие-то действия, которые… Короче, сами должны понимать, не маленькие. Вопросы?
— Что потом? — спросил Герман. — Если наша информация подтвердится…
— Когда потвердится, тогда и будем думать, что потом, — отрезал Рейнблад. — Всё, действуйте. Писать подробно и без двусмысленностей. И разборчиво, а то пишут как курица лапой… Джек, их творчество сразу ко мне, понял?
— Понял, — кивнул мужичок.
— Так вот он какой, Скользкий Джек, — пробормотал Зак. Джек смерил его неприязненным взглядом.
— Надо ребят предупредить, — сказал Герман. — А то у нас запланировано кое-что на случай осложнений…
— Если ты мне не наврал, я сниму охрану не позже чем через два часа, — заявил Рейнблад. — Тогда и предупредишь. А если на более ранний срок запланировал — сам виноват, в следующий раз планируй лучше. Всё, не смею больше мешать. Рейнблад удалился.
— Чего расселись? — обратился Джек к бойцам невидимого фронта. — Вот бумага, вот карандаш. Забыли уже, что его божественность приказал? Наркоманы бесовы…
— Наркоман бесов твой папа, — пробормотал Зак. Взял карандаш и вывел на первом листе: «Его божественности…» Герман тоже взял карандаш.
5
В своей знаменитой речи Стивен Тринити обещал народу Барнарда большие перемены в ближайшем будущем. Он не соврал, перемены начались немедленно.
Менеджеры Тринити и Адамса в считанные дни очистили рабский рынок от неквалифицированной рабочей силы. Ряды, где выставлялись орки на продажу, стали больше походить на приют для престарелых и увечных орков, чем на нормальный рынок. Цены на рабов росли с каждым днем, но, как бы они ни взлетали, спрос на землекопов и каменщиков все равно превышал предложение. Раньше рыночные глашатаи любили привлекать покупателей воплями наподобие: «Купите наложницу и получите землекопа в подарок!», но эти времена ушли в прошлое, теперь в подарок могли предложить разве что увечную старуху, годную только свиньям на корм. В приличных районах на столбах стали появляться объявления «Куплю рабов дорого», а в трущобах хитроглазые зазывалы предлагали каждому встречному «долгосрочный контракт на льготных условиях». На Лобном Месте публично сожгли трех чиновников, они вступили в преступный сговор и незаконно продали дому Тринити чуть ли не всех государственных дворников и золотарей в своем дистрикте. Министр рабского труда сэр Александер Вайтмен публично объявил, что в Оркланд отправлены особые экспедиции для трудовой мобилизации, и что он взял это дело на особый контроль. Возможно, не соврал.
Его божественность кардинал-первосвященник Герхард Рейнблад зарезал девственницу в Храме Всех Богов и публично помолился о скорейшем приходе светлого будущего. Самый Дорогой Господин сэр Морис Трисам организовал в Самом Большом Вигваме торжественный прием, на котором произвел Стивена Тринити и Рокки Адамса в рыцарское сословие. При этом случился конфуз: старый наркоман забыл, что Адамса на самом деле зовут Джейкоб, а Рокки — это прозвище. Когда Трисам осознал свою ошибку, он помянул нескольких богов, а затем туманно выразился в том смысле, что имя человека большого значения не имеет, особенно если подойти к этому человеку сзади, какая, дескать, разница. Как бы то ни было, сэр Адамс в этот момент официально поменял имя, потому что монаршее слово нерушимо, что бы он ни ляпнул.
Еще на том приеме сэр Трисам порекомендовал депутатам Совета Нации побыстрее принять закон о корпорациях, потому что внезапно образовавшееся объединение Тринити, Адамса и пары сотен примкнувших к ним мелких предпринимателей должно регулироваться законом, а не произволом соответствующих чиновников. Говорят, что глава Совета Нации сэр Морис Байтер по прозвищу Андроид выбил под это дело из бюджета то ли жвести, то ли четыреста тысяч долларов. Но когда депутаты (на самом деле не сами депутаты, конечно, а нанятые специалисты) приступили к работе над законопроектом, обнаружилось, что слово «корпорация» в законах Барнарда уже присутствует, просто в обиходе корпорации привыкли называть не корпорациями, а домами. Так что закон придумывать не нужно, и это должно быть очевидно любому юристу, хоть чуть-чуть компетентному. Говорят, что когда Андроид это узнал, он долго молчал и шевелил усами, а потом спросил:
— Вы на что намекаете, я что-то не пойму?
Беседовавший с ним юрист (говорят, это был сам Пол Бонд) старательно изобразил смущение и раскаяние, а затем спросил как бы виновато:
— Так я пойду работу организовывать?
— Идите, — сказал ему сэр Байтер. — И чтобы тщательно все проработали, каждую буковку. И переплет сделайте приличный, не как в прошлый раз.
Как продолжалась работа над законопроектом, и что случилось с вышеупомянутыми бюджетными долларами, знают только сэр Байтер и господин Бонд, но они никому ничего не говорят об этом.
Внезапно скончался сэр Вольдемар Марволо — бишоп, долго возглавлявший орден хранителей. Причиной смерти в некрологе значился тромбоз легочной артерии. Когда сэр Герман Пайк прочел эти слова в вечерней газете, он восхищенно выругался и воскликнул:
— Хорошее, однако, чувство юмора у его божественности!
— Так, глядишь, новая поговорка появится, — заметил сэр Джон Росс, сидевший в соседнем кресле и куривший косяк.
— Интересно, Вильямса к Заку Марволо подвел или сам Рейнблад? — задумчиво спросил сам себя Герман. — Или само получилось?
— Да наплевать, — сказал Джон.
— И то верно, — согласился Герман.
Километрах в трех от северо-восточной окраины Барнард-Сити, рядом с дорогой, ведущей к Ноддинг Донки, вырос огромный палаточный лагерь. Целое поле было засеяно вигвамами, как в героических сказаниях первой эпохи. Правда, в тех сказаниях не говорилось, как их персонажи избавлялись от отходов жизнедеятельности, и были ли в древности промежутки между вигвамами так же жутко загажены, как теперь. Неизвестно, как решали эту проблему в древности, но Герман решил ее, закупив по дешевке оптовую партию старух и назначив их ассенизаторами. Некоторые коллеги говорили, что ничего хорошего из этого не получится, дескать, старухи не могут выполнять такую тяжелую работу чисто физически. Но когда Герман приказал несколько штук повесить, оказалось, что выполнять эту работу старухи физически могут, просто психически не хотят.