И еще сложнее, в любом возрасте — понимать, что вся твоя жизнь пройдет в глуши и безвестности, среди темноты и теней, скрывая от людей свои лицо и свое имя, бесконечно оттачивая мастерство, которое никогда не будет применено ради реального дела.
От такого понимания — лишь шаг до отчаяния. Глухого, тягостного, истязающего душу, способного проморозить сердце. Кэран смотрела на холодные залы дома своих предков, величественные и пустые, и понимала, что в этой пустоте пройдет вся ее жизнь. Схоронив мать в фамильной усыпальнице предков, девушка разрыдалась.
А потом появился он. Мужчина, найденный ею посреди хаоса войны и смерти. Умиравший от смертельной раны. Битва, что разыгралась у реки под названием Твейн, не могла не привлечь внимание Кэран — ведь случилась, по несчастливой случайности, в каких-то тридцати милях от ее дома. С лесной опушки, укрытая магией теней, делавшей ее незримой, девушка наблюдала за идущим боем. Смотрела, как сшибаются полки, как падают знамена, затоптанные копытами коней. Мир, казалось, пришел в движение и опасно накренился, лишившись привычного равновесия. Кэран отчетливо чувствовала, как завеса между этим миром и тем дрожит, истончаемая сотнями, тысячами смертей.
Когда битва закончилась и обе потрепанные армии разошлись в разные стороны зализывать свои раны, привлеченная непонятным любопытством девушка вышла на ратное поле. Будто стервятник в поисках добычи. Закат пылал за ее спиной. Она шла медленно, будто во сне. Вглядывалась в лица убитых. Лорды и рыцари, и простые воины — все они нашли тут общий исход. Их происхождения и титулы больше не имели никакого значения, и все эти люди в последний свой час стали промеж собой равны. Кэран шла и смотрела в лица.
А потом она увидала его. Умирающий, почти умерший, но пока все же еще не совсем мертвый. Статный мужчина в белых доспехах, с волосы светлыми, будто свежий снег. С лицом, залитым кровью. Он лежал неподвижно, глядя в багровеющее небо, и хрипло, тяжело дышал. Волшебница склонилась над ним, скрытая своей колдовской вуалью — но мужчина вдруг шевельнулся и посмотрел в упор, будто отчетливо увидал Кэран. Это было странно. Ведь она знала, что простой смертный не смог бы ее увидеть.
Вынырнув из тени, волшебница склонилась над раненым воином и провела ладонью по его лицу. Мужчина что-то неразборчиво пробормотал. Кэран так и не поняла, что.
Очень сложно оказалось дотащить этого воина до своего дома. Даже помогая себе магией — сложно. Это ведь только в сказках волшебники всесильны. Еще сложнее было удержать в тяжелораненом рыцаре его меркнущую, сквозь пальцы вытекающую жизнь. Кэран не была особенно искусным целителем — но в этот раз постаралась применить все, что умела. Вспомнить любые заклятия, отыскать любые лечебные средства. По капле, по вдоху она обратно вдыхала в своего гостя его угасавшую жизнь. Очень медленно, будто неохотно, беловолосый рыцарь все же отступал от едва не пересеченной им последней черты.
Когда мужчина смог говорить, Кэран узнала его имя. Гилмор Фэринтайн. Потомок высоких фэйри. Наследник того самого древнего колдуна, бок о боком с которым легендарная Катриона Кэйвен, первая Повелительница чар, приняла свой решающий бой.
От потомка Фэринтайнов Кэран не видела смысла таиться. Она легко рассказала ему все о себе. Назвала свое имя. Поведала свою историю. Показала основы магии, которой владела. Гилмор был удивлен, для него это было, все равно что попасть в старинную сказку. Тем не менее, он поверил. Сложно не поверить в могущество магии, когда эта магия смогла уберечь тебя от смерти. Благодарный девушке за чудесное спасение, Гилмор в свою очередь щедро делился подробностями своей жизни. Рассказывал о блистательном эринландском дворе, при котором занимал одно из самых влиятельных мест. О короле, которому служил и за которым пошел в оказавшийся безнадежный поход. О городах и странах, которые видел, о прежних битвах, в которых принимал участие. Рассказы Гилмора также занимали и будоражили юную волшебницу, как его самого ошеломляла магия, которой она владела. Иной раз заслушавшись, Кэран с иссушающей безнадежностью думала, что до скончания века будет заключена в окружавшую ее сумрачную могилу, пока настоящая, подлинная жизнь проходит где-то там, за околицей. Гилмор Фэринтайн знал о жизни почти все и охотно делился своим знанием.
Сложно было сказать, когда именно это случилось. Когда их пальцы, на миг соприкоснувшись почти случайно, вдруг сжались, сплетаясь воедино. Когда объятия сделались крепкими, а поцелуи жаркими. Когда одежды были отброшены прочь. Кэран запомнился огонь, что, казалось, намеревался сжечь ее без остатка. Прикосновения к ее коже. Неистовство и безумие. Она готова была отдать себя всю.
Лежа потом в ночи рядом с обессилено уснувшим Гилмором, волшебница не могла отрешиться, однако, от оказавшихся неожиданно гнетущими размышлений. Значит, это и есть та судьба, к которой готовила ее мать? Родить ребенка от этого человека, и всем втроем провести жизнь, будучи запертыми в стылую каменную клеть, пока неумолимое время наконец окончательно не сотрет древнее имя Повелителей чар со своих скрижалей? Одна мысль о подобной судьбе вызывала у девушки глухое отчаяние.
Тогда у нее и родился этот безумный план. Гилмор ведь все время говорил, как жаждет вернуться домой, когда силы полностью вернутся к нему. Он был порядком зол на короля, уведшего его в этот оказавшийся неудачным поход, и на брата, с которым перед последним боем поссорился. Этой злостью можно было воспользоваться. Этот самый король, о котором все твердил без остановки с почти детской обидой ее светловолосый рыцарь, и сам происходил из дома Фэринтайнов, и правил во Вращающемся Замке. В Каэр Сиди, древней цитадели, где воедино сплетались незримые нити, удерживавшие в равновесии мир. Вокруг этого старого замка, по легенде, обращались в своем вечном безустанном ритме земля и небо — и владевший им владел бы ключами и от земли, и от небес. Казалось немыслимым, что сейчас повелителем подобного сакрального места являлся невежственный дикарь, не имеющий ни малейшего представления о могуществе своих предков и о силах, которыми он бы мог распоряжаться, окажись хотя бы немного поумнее.
Очень сложно быть обученным магом в отказавшемся от магии мире. Ты силен — но целый мир сильнее тебя. В таком случае очень нужно встать с миром вровень. Власть над Вращающимся Замком дала бы Кэран такую возможность.
Конечно, это было очень сложно. Юная чародейка представляла себе ритуалы, потребные для осуществления подобной дерзкой задумки, но только лишь в самых общих чертах. Необходимо было дождаться подходящего времени, когда мир окажется уязвим к дующим из-за черты холодным ветрам, и еще следовало принести жертву. По большому счету, требовалось пролить гекатомбы крови, дабы граница между миром смертных и миром чистой магии дрогнула, открываясь, но в первую очередь нужно было лишить жизни того, кто являлся сейчас законным властителем Каэр Сиди. И сделать это полагалось в священном для древних месте, наполненном памятью о них, запомнившем эхо их голосов.
Ближайшим таким местом оставался замок Каэр Сейнт, второй великий замок Повелителей Холмов, где навеки в гранитных гробницах упокоились их останки. Тоньше тонкого была грань миров в стенах Каэр Сейнта.
Решение созрело почти мгновенно.
Пока Гилмор спал, Кэран изучила его память, колдовством проникая в ее потаенные глубины. Подобные заклятия были вполне подвластны ей, пусть и требовали определенного приложения сил. В памяти Фэринтайна девушка нашла образ его боевого товарища, погибшего рядом с ним в тот самом финальном отчаянном сражении, когда был ранен и сам Гилмор. Она увидела образ человека по имени Гэрис Фостер. Извлекая этот образ из памяти Гилмора, Кэран наложила заклятие, придав своему рыцарю обличье его покойного собрата по оружию. Заклятие этого оказалось столь сложным и выматывающим, что три часа после этого Кэран отхаркивалась кровью. Тем не менее, у нее получилось.
Когда Гилмор проснулся, он был в ярости. Накричал на нее, обозвал проклятой Богом ведьмой и еще по-всякому. Угрожал мечом, требуя вернуть себе свое подлинное лицо. Кэран осталась непреклонна и к мольбам, и к угрозам. Со спокойной решимостью она объяснила, что наложила на Фэринтайна подобные чары, так как того требовал задуманный ею план.