– Политические, стоять. У вас другое направление.
Андрей вопросительно поднял бровь, а Супесок философски заметил, что дальше этих мест ссылать уже некуда.
– Поговори мне еще! – рявкнул сержант.
Серые колонны медленно стали стекать с перрона и уходить в лес по дороге, засыпанной рыжей хвоей, – там их ждали рудники и бараки. Когда перрон опустел и последний отряд заключенных скрылся за деревьями, сержант толкнул их в сторону низенькой деревянной постройки с одним окошком:
– Давайте двигайте на вокзал.
– Вокзал… – проворчал Супесок, шагая вслед за Андреем к кривой наспех сляпанной двери. – Больше на сортир похоже.
– Поговори мне! – прорычал сержант и ткнул его дубинкой в поясницу.
Супесок зашипел от боли и выматерился.
Против всех ожиданий, в домике оказалось довольно уютно. Деревянные лавки были накрыты домоткаными ковриками, на столе весело поблескивал круглым сытым пузом самовар, окошко украшала кружевная занавеска, пусть и немыслимой степени загрязнения, а на стенах висело расписание и маршруты поездов и портрет императора. Посмотрев на картину, Супесок презрительно сморщился и сплюнул.
За столом сидел сутулый человечек самой неприметной внешности. На скатерти перед ним лежала телеграмма.
– Спасибо за службу, сержант, – сказал он. Голос у человечка был мягкий и тихий. Сержант козырнул ему, на прощание окинул Андрея и Супеска таким взглядом, словно раздумывал, не стукнуть ли их дубинкой на добрую память, однако задерживаться не стал и покинул домик. Когда дверь за ним закрылась, человечек произнес:
– Садитесь, ссыльные.
Супесок выдал сакраментальное:
– Сесть мы уже успели.
– Тогда присаживайтесь, – невозмутимо ответил человечек и провел ладонями по телеграмме. – Чего вам столбами-то стоять?
Андрей и Супесок послушно опустились на лавку. Снаружи доносилось тяжелое лязганье металла по металлу и стук – вагоны готовили к возвращению назад.
– Итак, Парфен Супесок, – бывший глава охранного отделения утвердительно кивнул, – и доктор Андерс… Кстати, как ваша фамилия?
– Просто Андерс, – ответил Андрей, и человечек понимающе кивнул.
– Хорошо, просто Андерс. А меня зовут просто Виль. Я буду вашим куратором в этих замечательных местах, то есть моя задача – контролировать ваши действия и предотвращать возможность побега, если она возникнет. Связь с внешним миром вы тоже будет осуществлять через меня. Через четверть часа сюда прибудет почтовый экипаж, и мы поедем к месту вашего нового жительства – на Белые острова.
Супесок не удержал кривой ухмылки.
– Разве там живут? Это ж просто камни в море!
Виль ласково ему улыбнулся.
– Разумеется, живут, ссыльный Супесок. Там есть небольшой рыбацкий поселок, налажен промысел жемчуга. Вы, конечно, будете жить отдельно от остальных жителей, жизнь там довольно скучная, но это все-таки каторга, а не курорт. Благодарите его величество за доброту – ваши товарищи сейчас шахты осваивают. Или могилы.
Андрей подумал, что всю жизнь его куда-то ссылают – сперва на эту планету, где он провел десять лет в домике отшельника на болотах, теперь вот на острова. Край света. Край вселенной. Дальше ехать некуда. За окнами раздался свист, и Андрей услышал, как медленно тронулся поезд. Виль усмехнулся грустно и едва уловимо – просто дрогнули уголки губ.
– У вас есть какие-то вопросы ко мне?
Андрей пожал плечами. Чего спрашивать, когда и так все ясно? Супесок промолчал, с преувеличенным вниманием рассматривая собственные руки.
– Тогда берите мешки и идем, – Виль сложил телеграмму, спрятал ее в карман и поднялся. – Я слышу экипаж.
Для видавшей виды повозки, запряженной унылой костлявой лошаденкой, экипаж, пожалуй, было слишком громкое слово. Закинув тощий сидорок за спину, Андрей пошагал за Вилем, который нес в руке дорогой саквояж из тонкой светлой кожи. Возница курил такой крепкий табак, что даже Супесок чихнул и поморщился.
– Почта есть, господин Виль? – осведомился возница.
Виль кивнул и полез в повозку.
– Несколько писем, Петя. И газеты, как обычно.
– Газеты, – повторил возница так, словно речь шла о чем-то невероятно вкусном, и выкинул окурок в траву. – Ну что, едем?
Сперва дорога бежала через лес. Андрей сидел в углу, глядя сквозь прорехи в тканевых стенах, как остаются позади корабельные сосны. Изредка из-за деревьев с любопытством выглядывали изящные тонконогие олени – людей, как видно, они совершенно не боялись. Андрей вспомнил, как на Земле водил Нессу в зоопарк, и та, затаив дыхание, кормила с руки пушистую рыжехвостую белку. Тогда ему казалось, что все будет хорошо, и их жизнь наконец-то налаживается.
Несса… Андрей хотел верить в то, что она жива и здорова, – но что-то ему мешало. Наверно, воспоминание двадцатилетней давности о дочери на дыбе.
Андрей прикрыл глаза. Дорога убаюкивала – впервые за много дней он ощутил, насколько устал и вымотался. Делай что должен, ничего не бойся, и будь что будет, – а будет только бесконечная усталость, будто тело тебе уже не принадлежит. Повозку тряхнуло, и Андрей очнулся от полудремы. Лес остался позади – теперь они ехали по унылой каменистой равнине, покрытой колючими зарослями змееполоха, – наверно, только он один, неприхотливый и упрямый, мог прижиться в этом тоскливом месте. В воздухе пахло морем – свежий запах соли бодрил и радовал. Против воли Андрей почувствовал эмоциональный подъем.
Еще через четверть часа пути он услышал крики чаек и шум волн.
Вопреки ожиданиям Андрея, Белые острова оказались вовсе не глыбами голого камня, торчащими из воды, – Супесок все преувеличил. Это была цепь небольших, но обжитых островков; глядя на маленькие аккуратные домики с красными черепичными крышами, которые словно прижимались к складкам земли, Андрей подумал, что народ тут, должно быть, веселый, неунывающий и предприимчивый. У причалов стайками дремали разноцветные лодочки, а выставленные для просушки и починки сети трепетали на ветру с гордостью имперских штандартов.
Виль высадил Андрея и Супеска на самом крошечном островке. Здесь каторга, а не курорт – напомнил себе Андрей, поднимаясь по узенькой тропке следом за куратором. Вскоре показался и домик, в котором им предстояло жить, – невысокий, аккуратный, с такой же черепичной крышей, как и здания на соседних островах.
– Ну и ветра тут, наверное, – заметил Супесок, озираясь по сторонам.
Андрей готов был поклясться, что бывший глава охранного отделения уже прикидывает, как бы отсюда удрать, – его взгляд был живым, внимательным и хитрым, в нем не осталось ни следа дорожного отупения.
– Бывают и ветра, – кивнул Виль, отпирая дверь большим резным ключом. – Через месяц вообще начнется сезон дождей.
Супесок сощурился, что-то прикидывая.
– А сообщение с большой землей будет? – поинтересовался он, проходя в дом следом за Вилем. Тот только хмыкнул.
– Ну если кому-то захочется разбить голову о скалы в бурю…
В домике была всего одна комната – серая, угрюмая и почти пустая, если не считать пары лавок вдоль стены и крючьев для одежды и вещей. «Спать на полу, что ли?» – угрюмо подумал Андрей, но тут Виль прошел в центр комнаты и поднял за кольцо крышку от погреба.
– Прошу вас вниз, ссыльные, – сказал он. – Осторожно, лестница довольно крутая.
Как оказалось, местные дома состоят из двух этажей: один, верхний, служил чем-то вроде прихожей, на другом, подземном, располагались жилые комнаты – таким оригинальным образом местные защищались от постоянных ветров и дождей, что едва не смывали все живое с поверхности островов. С подземного этажа также был выход наружу, как правило к причалу. Опустив мешок на пол, Андрей подумал, что здесь действительно край света. Комнаты у них были самые непритязательные, из мебели только кровать да небрежно сколоченный табурет; впрочем, в доме имелась и небольшая библиотека, о которой Виль упомянул со сдержанной гордостью. Затем он удалился и вернулся уже с ворохом теплой одежды, плотные кожаные куртки оказались велики и Андрею, и Супеску, однако каторжники забрали их с благодарностью – если уже сейчас ветер пробирал до костей, то вряд ли осенью будет лучше, не говоря уж о зиме.