– Госпожа, выслушайте меня, – проникновенно попросил полковник. Высокий, с изуродованным лицом, он всем своим видом пугал Нессу чуть ли не до икоты – она и предположить не могла, на какой почве Андрей сошелся с этим сумасшедшим воякой, да так, что стал закадычным другом. А ведь сошелся… Как ни следил за ними Шани, а тут не выследил.

Полковник Хурвин был в чем-то таким же идеалистом, как и Андрей: насколько понимала Несса, он ничего не хотел лично для себя. Герой войны, обласканный государством за боевые заслуги, он ни в чем не нуждался. Его революционный дух подпитывало только желание счастья своей Родине. Глядя на него, Несса понимала, что он не остановится ни перед чем.

Тщательно продуманный и выпестованный план захвата власти в Аальхарне Нессе категорически не нравился, хотя он был благоразумен и логичен. По мнению полковника, Нессе следовало стать коронованной владычицей, чтобы при поддержке гвардии – а эту поддержку Хурвин гарантировал, обещая вывести из казарм несколько лично преданных ему полков, – практически сразу же свергнуть супруга и занять его место. Народу бы объявили, что государь император по слабости здоровья покидает трон, уступая его молодой и энергичной жене, чтобы она правила…

– Вот именно, – сказала Несса. – Как правила? Что вам нужно?

– У нас нет человека, который сможет возглавить страну, – негромко произнес Андрей, и Несса сразу же отметила это «У нас». – Вторая гражданская война и еще одна интервенция никому не нужны. А у тебя будут все права, Несса.

Несса не сдержала кривой усмешки. Кажется, она поняла, каким керосином тут пахло дело.

– Какие права? Отменить результаты национализации? Восстановить золотое сословие в правах?

Хурвин улыбнулся и, поднявшись с дивана, подошел к Нессе и взял ее за руки. Несса вздрогнула всем телом, чувствуя, как в животе ворочается леденящий ком паники.

– Конечно, нет, – сказал полковник. – Главное – избавить родину от тирана, – Несса вопросительно вскинула бровь, и Хурвин продолжал: – Ваш отец рассказал мне, где вы жили прежде и сколько вам обоим пришлось вынести.

До этого момента Нессе казалось, что она уже утратила способность удивляться чему бы то ни было, однако эта новость потрясла ее до глубины души. Видимо, Андрей тоже повредился рассудком в компании с полковником – иначе ничем нельзя было объяснить то, что он рассказал Хурвину о Земле и Гармонии, а тот поверил.

– И где же мы были? – спросила она мягко, стараясь не провоцировать полковника на гнев.

Хурвин слегка сжал ее пальцы, и этот жест выглядел ободряюще: дескать, нечего волноваться – ты среди друзей, и теперь тебя никто не обидит.

– Я понимаю, что это ваша с отцом тайна, – начал Хурвин, – и будьте уверены, что я сохраню ее надежней, чем камни этих стен. Да, госпожа, я знаю, что вы и доктор Андерс провели несколько лет в странах Заморья и не понаслышке знакомы с тамошней тиранией. И еще я знаю, что ваш супруг, ученый и борец с несправедливой властью, был казнен по ничтожному обвинению. Госпожа, я заверяю вас в своем искреннем почтении и к вам, и к нему.

Несса обернулась к Андрею и взглянула ему в глаза. Он выдержал ее гневный взгляд, Несса несколько долгих минут молчала, пытаясь собраться с мыслями, а затем произнесла, медленно, чуть ли не вразбивку:

– Никогда больше не говорите об этом. Ни при каких обстоятельствах. Никогда.

Хурвин кивнул и осторожно отпустил руки Нессы.

– Мы не торопим вас, – промолвил он спокойно, и внезапно у него промелькнуло такое же выражение лица, как у Олега. Подойдя к столу, полковник взял толстую тетрадь в кожаном переплете и протянул Нессе. Та послушно взяла ее и открыла наугад. «Все диктатуры начинаются одинаково», – прочла Несса строку, написанную крупными, почти печатными буквами.

– Мой дневник, – пояснил Хурвин. – Доктор Андерс уже прочел его, даже сделал кое-какие пометки… Прочтите и вы. Возможно, тогда мы сумеем лучше понять друг друга.

* * *

Сидя на балконе, Несса смотрела, как над дворцовым парком поднимается луна. Маленькие электрические фонари придавали летнему сумраку романтическое очарование, тени деревьев причудливо переплетались внизу, на темных клумбах.

Тетрадь полковника лежала рядом, на полу. Прочитав, Несса просто разжала пальцы и выронила ее.

А вечер был таким чудесным… Сейчас бы гулять где-нибудь в парке в приятной компании и не задумываться о политике и власти, однако приятной компании у Нессы нет и не предвидится, поэтому волей-неволей остается сидеть здесь, словно старой насупленной сове в дупле, и размышлять о природе тоталитарных диктатур.

Полковник и Андрей, конечно, преувеличивали: Шани не строил в Аальхарне вторую Гармонию – он был для этого слишком умен, насколько Несса успела его узнать. Идеальный мир с номерами вместо людей еще и в проекте не появился. Нессе пришло на ум, что, наверно, так люди на Земле воспринимали в свое время все происходившее при первом президенте Гармонии: полная победа разума, пульс великой эпохи, торжество науки и прогресса, двери, распахнутые в прекрасное будущее, и во главе страны человек, который приведет свой народ к вечному процветанию.

Аальхарн процветал, с этим сложно было поспорить. Однако… Несса закрыла глаза, и во внутренней тьме всплыли ровные буквы с небольшим наклоном влево:

«Мы изгнали из страны захватчиков, мы победили тьму невежества и пришли к торжеству разума и прогресса, но оказались совершенно беззащитными перед своей Родиной. Нас учат, развивают, направляют на путь истинный – но этот путь ведет только туда, куда нам укажут сверху. Не туда, куда надо нам самим. И даже если мы ровным строем маршируем во мрак, то так и не узнаем об этом до самого конца. Нас любят, о нас заботятся – чтобы с необыкновенной легкостью швырнуть потом в жерло новой войны. Мы отправимся с песнями штурмовать небо или логово Змеедушца, потому что у нас просто не будет выбора. Если мы осмелимся сказать что-то вразрез с навязанной сверху идеологией, то разделим трагическую участь Амины Блант, казненной по обвинению в ереси за книгу о зверствах имперской армии во время войны. Если мы решим искать знания за пределами очерченных государством рамок, то нас сразу же назовут лжеучеными, как профессора Вевера, который осмелился не соглашаться с Амзузой. А потом нас взорвут в храме Божием – ради того, чтобы развязать себе руки в поисках новых врагов… Жизнь, свобода и стремление к счастью: это малость, которую мы хотим и которой лишены».

Несса не стала читать дальше. Выронила дневник, и тот упал возле витой ножки кресла. Честное слово, с нее было достаточно. Еще и потому, что на полях той страницы была приписка почерком Андрея: «Такие, как Олег, погибают первыми».

В конце концов, это уже не ее дом. Как она может знать, что верно, а что нет? Какое право она имеет хоть что-то здесь решать и уж тем более брать в свои руки власть над огромной страной?

– Я девчонка из глухой деревни, – прошептала Несса.

Над парком теплились сочные звезды, летняя ночь вступала в свои права, а Нессе было страшно, как никогда в жизни. Луна поднималась все выше, со стороны площади доносилась музыка: там играл традиционный летний оркестр. Люди отдыхали после трудового дня, не зная, что кто-то уже готов перевернуть их привычный и стабильный мир с ног на голову.

Интересно, где сейчас Андрей? Несса прекрасно понимала, что им движет: внушаемый идеалист, он был готов на все – лишь бы не допустить строительства Гармонии на своей второй родине, потому что прекрасно знал, к чему это может привести. К тому, что умирать будут такие, как Олег.

Напрасно он так написал. Напрасно.

Несса шмыгнула носом и встала с кресла. Внизу, под балконом, она заметила Артуро – неся в руке аккуратный кожаный портфель, он шел к выходу из парка с зауряднейшим видом человека, который возвращается домой со службы. Несса отстраненно подумала, что понятия не имеет, есть ли у личника государя свой дом и своя жизнь: он всегда был рядом, всегда на подхвате. И в царство новой Гармонии он вошел бы первым – и счел бы за честь войти.